Вот и всё: готовлюсь к бою.
Дайте, дайте острый knife!
Ну, сейчас я вам устрою
Просто nice and peaceful life!
Юрий Проданный
"Сторож в кукурузе"
Это было удивительное место. Лучи вечернего солнца освещали золотистую дорожку, местами рассыпавшуюся на отдельные камешки. Тихие деревья, зажатые с обоих сторон острыми стенами городских домов, окружали её пушистым коридором. Изредка на них налетал слабый ветерок и листва начинала ласково шелестеть. Среди прочных контрастных веток, трепетали небольшие ярко-жёлтые листочки. Между тонкими прутьями кустов просвечивала усыпанная осенними листьями густая чёрная рассыпчатая почва и щербатые, порыжевшие от времени кирпичные руины каких-то небольших строений. То ли подстанций, то ли небольших сарайчиков, какие иногда стоят в солнечных, ярких дворах неизвестно для чего, плотно закрыв свои ржавые сине-зелёные железные двери.
Воздух был влажен, светел и тих. Ничто не нарушала гладких, мелодичных тишины и спокойствия.
С северной стороны на золотистой дорожке показались две тёмные, грузные фигуры. Их шаги ровным тонким звуком отдавались под деревьями.
В цепких, похожих на шишковатые орлиные лапы, руках они держали тяжёлые металлические цилиндры — баллоны с аэрозольной краской.
Эти два силуэта проделали долгий путь, прежде чем достигли Аллеи. Сначала они медленно, так, что успели обсудить все детали, ехали на автобусе — сначала на первом за баллонами краски, а потом на восьмёрке до "Скунсовской" — так ближе. Потом они сошли с глухо шипящего автобуса на раскалённую ранним осенним солнцем остановку и дальше шли уже без разговоров, лишь изредка многозначительно матерясь.
Они миновали длинную стрелу Торпедопропольского бульвара, на котором из-за постоянного ветра даже покрытые серой машинной пылью листья из ровных древесных крон шелестели неуверенно и раздражённо, завернули за угол и пошли по набережной. Мимо промелькнул заколоченный диско-бар "Дудка Белорусская имя Ф. Бакушевiчча" и потянулась тусклая стеклянная стена касс Аэрофлота. Вскоре после закрытия в начале 90-х его полностью изрисовали. Один из силуэтов уже поднял баллончик, но не нашёл свободного места для творчества и неодобрительно почесал баллончиком за ухом. При этом он неосторожно прижал кнопку, яркий цилиндр пискнул и на короткие колючие волосы легла широкая несмываемая зелёная полоса.
Фигуры вновь свернули, на этот раз оказавшись на Тюхкай-Липской. Тут деревья были тише, солнце плыло где-то за плоскими крышами домов, и мягкая прохладная тень острой гранью расчертила противоположенный тротуар.
Силуэты нырнули в небольшую арку, из которой лилось какое-то золотистое сиянье.
И на них медленно опустилась лёгкая дымка мягкого уюта Тёплой Аллеи.
Тут силуэты пошли уже медленней и неуверенней. Руки невольно затолкали баллончики ещё дальше в мрачные узкие пещеры карманов, а тёмные шеи вытянулись, подставляя узкие головы под тёплые волны лёгкого ветра.
Они дошли примерно до трети Аллеи, когда шедший впереди внезапно свернул с дорожки, прошёл по зашипевшим листьям к руинам и примостился на выглаженном временем кирпичном фрагменте. Другой отошёл к огромному обломку, похожему на острую стелу и примостился на груде кирпичей перед узким вытянутым отверстием окна.
Воздух среди руин был уже слегка другим. С набухшей чёрной почвы поднимались свежие сырые потоки, и плыл лёгкий пар. Там было уже не так поэтично, но необычные ощущения оставались.
— Странно здесь как-то,— не матерясь сказал один.
— Ага,— отозвался другой,— и чисто.
Они облегчённо дышали приятным воздухом.
— Ну… красить будем?— неуверенно выдавил сидящий у стелы.
— Да,— упавшим голосом донёсся ответ,— только передохнём и всё тут изукрасим…
Они замолчали, и только ветер шелестел золотой листвой.
— Говорят, что всё испишут, а сами уже и наследить бояться!— веско отметил Фиолетовый Мангуст. Сквозь его полупрозрачный фиолетовый силуэт золотистая аллея казалась грязно-серой.
— Да ну тебя!— громко ответила ему Елизавета. Она расположилась, словно на тронном кресле, в небольшой расселине огромной полуразрушенной руины. Когда-то она, видимо, была самым высоким и широким зданием в этих местах — сводчатые стены сияли своими золотистыми прямоугольниками в блёклом осеннем небе.— Я сюда, может, отдохнуть пришла,— с этими словами она опустила руку на холодный кирпич руин.
Ф неодобрительно покачал усатой головой и ещё раз посмотрел на силуэты, устроившиеся в отдалении, за кустами. Манник сложила руки на чёрной книге с золотистой рельефной надписью на обложке: